Добавлено: Вт Мар 17, 2009 11:19 amДобавлено: Вт Мар 17, 2009 2:59 pm| Цитата: |
| - При каких обстоятельствах он покинул место жительства? - спросил Долинин.
- Че-ко-ся? - вылупился на него староста, изъяснявшийся на местном говоре, с непривычки довольно трудном для понимания. - Че талакаити? (На укроТВ даже передача такая есть: Толока) - Ну, почему он ушел? - То-оно, ушел и ушел. Мы лонись и домишку яво на обчество отписали, - обвел дед рукой горницу, надо сказать, прескверную - с низким потолком, в углах серым от паутины. - «Лонись» - это «в прошлом году», - перевела Пелагия. - Они устроили в доме Шелухина общинную избу. - Мерси. Я его не про избу спрашиваю. Что он за человек был, Шелухин? Почему из деревни ушел? - ... человечишко, - отчетливо проговорил дед некрасивое слово, от которого монахиня поморщилась. - Тырта, дрокомеля. Хлопать был здоров, лижбо сбостить чаво. Не одинова учили. - А? - спросил Долинин Пелагию. Та пояснила: - Хвастун, бездельник. Врал много. И в воровстве замечался. - Похоже, что наш, - заметил Сергей Сергеевич. - Повадки сходятся. С чего вдруг Шелухин подался из этих чудесных мест? Спросите-ка лучше вы, сестра, а то мы с этим Мафусаилом как-то не очень друг друга разумеем. Пелагия спросила. Староста, переглянувшись с молчаливыми мужиками, ответил, что Петька «отошел с диком татарином». - С кем? - переспросили хором Сергей Сергеевич и монашка. - Ино был такой человек. Не наш. Сысторонь взялся, нивесть откель. - Что такое «ино»? - нервно взглянул на помощницу Долинин. - И еще это - «сысторонь»? - Да подождите вы, - невежливо отмахнулась от непонятливого следователя Пелагия. - Скажите, дедушка, а все же откуда, откель татарин-то пришел? - Ниоткель. Татарина, то-оно, Дурка привела. Тут уж и черница растерялась. - Что? В ходе долгого, изобиловавшего всякого рода недоразумениями разбирательства выяснилось, что Дуркой кличут немую и малахольную девчонку, строгановскую жительницу. По поводу того, как Дурку звать на самом деле, между аборигенами возник спор. Один мужик полагал, что Стешкой, другой - что Фимкой. Староста про имя дурочки ничего сказать не мог, однако сообщил, что немая живет с бабкой Бобрихой, которая «семой год» в «лежухе» (параличе). Дурка, как умеет, ухаживает за больной, ну и «обчество» чем-ничем помогает. Однажды весной, тому три года, эта самая Дурка привела невесть откуда «сыстороннего» человека, «вовсе дикого». - Почему дикого? - спросила Пелагия. - Да, то-оно, как есть дикой. Башкой вертит, глазья таращит, талачет чей-то, вроде по-людски, а толь безо всякого глузду. «Эй, фуани, эй, фуани». Чистый урод, какие в городах у церквы христарадничают. - Урод? Он что, калека был? - встрял напряженно слушавший Сергей Сергеевич. - Нет, - ответила монахиня. - «Урод» - это «юрод», «юродивый». Скажите, дедушка, а как тот человек был одет? - Почитай, никак. Вовсе без порток, в одной холстине, поверху бласной веревкой опоясан. - Какой-какой веревкой, сестрица? Пелагия обернулась к следователю и тихо сказала: - «Бласная» - это синяя... Долинин присвистнул. - Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Стало быть, в ящике у нас никакой не Мануйла... Quod erat demonstrandum . - Погодите, погодите. - Пелагия снова повернулась к старосте. - А почему вы взяли, что он татарин? Дед покосился на черницу, напрямую не ответил - велел одному из мужиков: - Донька, ты ей кажи, мне невместно. - В баньку мыть яво повели, а у яво етюк обкорнатый, - пояснил Донька. - Как у татарвы. - Что-что? - Это я как раз понял, - заметил Сергей Сергеевич. - У «дикого татарина» было обрезание. Сомнений нет, это Мануйла. В самом деле бессмертен, прохвост... Из дальнейшего разговора выяснились еще кое-какие подробности. Петька Шелухин, самый лядащий мужичонка во всей Строгановке, отчего-то привязался к «дикому», поселил у себя в избе, повсюду ходил за ним, как за родным братом. По свидетельству старосты, они и правда были похожи - и ростом, и лицом. Петька так и звал чужака: «старшой брат», тот же прозвал своего попечителя «Шелухай». - Не-е, не Шелухай. Шелуяк - во как татарин яво кликал, - поправил Донька. - Ино так, - подтвердил второй мужик. - Шелуяк. И Петька отзывался. Следователь велел позвать девчонку, что привела «татарина». Привели. Но толку от нее никакого не вышло. Было Дурке, должно быть, лет четырнадцать, но из-за маленького роста и заморенности выглядела она на десять. О чем спрашивали - не понимала, только мычала. Скребла грязной пятерней спутанные волосья, шмыгала носом. В конце концов Долинин махнул на нее рукой. - Так, говоришь, подружился Шелухин с пришлым человеком? - повернулся он к старосте. - А на какой, собственно, почве? Пелагия, тяжко вздохнув на безнадежного Сергея Сергеевича, приготовилась перевести его вопрос на строгановский язык - иначе непременно воспроизвелся бы разговор принца Датского с могильщиком («Известно, на какой, сударь - на нашей, датской»). И вдруг, по чистой случайности, взглянула на жавшуюся у двери Дурку. Теперь, когда взрослые перестали обращать на девчонку внимание, ее лицо переменилось: в пустых глазах зажглась искорка, выражение придурковатости исчезло. Девочка прислушивалась к разговору, да как жадно! - Сягай, сягай! (Ступай! Ступай!) - прикрикнул на нее староста. Та неохотно вышла. Разговор про «дикого» был продолжен. - Чем же татарин Петьке поблазнил? - спросила Пелагия. - Петька хлопал, что дикой яму про Святу Землю талакает. Ишто про то, как по правде жить. - Почему «хлопал»? - Да де ж татарину про Святу Землю талакать, коли он по-нашему ни бельмеса не строчил? - То есть совсем говорить не умел? - Ага. Один из мужиков (не тот, который Донька, а второй) сказал: - Как они с Дуркой-то, а, батяня? Она мыкает, он гугукает. Умора. Охрим-то тады шутканул, а? «Дурка, грит, собе жаниха присватала. Баска будет семейка - Дурень да Дурка». И погладил бороду рукой, что, должно быть, означало в Строгановке крайнюю степень легкомыслия, потому что староста одернул весельчака: - Ты зубы-то не скаль. Или забыл, чаво после было? - А что после было? - тут же поинтересовался Долинин. Строгановцы переглянулись. - Да прогнали мы татарина, - сказал староста. - Так-оно, отсизовали как следоват, в шургу башкой сунули, да хлестунами за околицу. - Что они сделали? - беспомощно оглянулся на монашку Сергей Сергеевич. - Избили до полусмерти, окунули в выгребную яму и выгнали из деревни кнутами, - объяснила она. - За что? - покривился на местные нравы Долинин. - Надо было яво, паскуду, до смерти уходить, - сурово произнес староста. - Ино етюк яво татарской оторвать. Дурку, сироту убогую, котора за ним, как псюха, бегала, опоганить хотел. Носит же земля иродов. Дурка после два дни (почему не днЯ) беспамятно лежала. Сергей Сергеевич нахмурился. - Ну а Шелухин что? - За татарином своим в лес побег. Как мы зачали паскудника охаживать, Петька с мужиками махаться полез, не давал свово «старшого» поучить. Ну, мы и Петьке харю своротили. А как прогнали татарина в лес, Петька котомку завязал и за ним. «Пропадет он в лесу! - орал. - Он человек божий!» И боле мы Петьку не видали, до сего дня. |
| Цитата: |
|
- А коли в череве заплукаешь, надо кочета пустить, он завсялды (непременно) лаз наружу сыщет. |
Добавлено: Ср Мар 18, 2009 2:01 am
Добавлено: Ср Мар 18, 2009 2:42 pmДобавлено: Ср Мар 18, 2009 4:22 pmДобавлено: Чт Мар 19, 2009 11:34 amДобавлено: Чт Мар 19, 2009 12:15 pm| Гнаткевич писал(а): |
| ...Мы должны заставить украинцев уважать родной язык и говорить на нем. |
Добавлено: Чт Мар 19, 2009 1:19 pm
| Цитата: |
| как можно заставить что-то или кого-то уважать или любить? |
Добавлено: Чт Мар 19, 2009 3:34 pm
Добавлено: Пт Мар 20, 2009 12:44 pm
Добавлено: Пт Мар 20, 2009 1:08 pm
) -говорить!.