Последний сценарий

[Сергей Петров]

БЕДНЫЙ ЙОРИК
(иронический памфлет)

Лучшее средство от чудотворцев – ирония.
Д. Юм.

Всем памятны политические события последних месяцев ушедшего 2004 года. Общество с интересом следило, а многие активно участвовали в политическом спектакле под названием “Выборы 2004”. Страсти были накалены, как говорится, до предела. Не только само действие, но и обсуждение его носило напряженный, подчас драматический характер.
Необычным, на этом фоне, показался мне разговор, невольным свидетелем и слушателем которого я оказался. Происходил он в тот самый момент, когда схватка за президентское кресло закончилась в пользу одного из претендентов окончательно. Политические баталии утихли. Политическая сцена опустела. Главные действующие лица удалились. За кулисами еще слышны их возбужденные голоса. Рабочие сцены уносят ненужные декорации, наступая на разбросанные повсюду апельсины и обрывки бело-голубой материи. Цитрусовая часть сценария перешагнула в кислую фазу.
Именно в этот момент мое внимание привлек разговор двух странных типов, внезапно появившихся и расположившихся по обе стороны от меня. Сидевший справа – худощавый, длинноногий, по-видимому, рослый, с лицом Мефистофеля, был в дорогом, серого цвета костюме, в заграничных, в цвет костюма, туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду - лет сорока с лишним. Сидевший слева – небольшой толстяк с кошачьей физиономией.
В момент их появления за кулисами прозвучал выстрел. Послышался шум, голоса.
– Убили... Министра... Транспорта...
Потом зазвучала траурная музыка и поминальные речи. И опять все затихло.
– Бедный Йорик! – произнес сидевший справа от меня.
– При чем здесь Йорик? – удивленно отозвался толстяк и, посмотрев на меня, лукаво улыбнулся.
– Классика! – ответил длинноногий и тоже повернулся в мою сторону. Посмотрев ему в глаза, я увидел, что “левый, зеленый, у него был совершенно безумен, а правый – пуст, черен и мертв” и понял, в компании с кем я оказался. Это были булгаковские персонажи – Воланд и Бегемот.
– При чем тут классика, мессир? Спектакль новый, можно сказать первой свежести!
– Сценарий, может быть, и новейший, а вот сюжет – классический. Публике явно “втирают” очередного спасителя, – изрек Воланд и низким тяжелым голосом крикнул:
– Браво! - и еще раз – браво! - но так, что задрожали стены, и жалобно зазвенев, закачалась люстра.
– Вам тоже понравилось, мессир? – тоном, выражающим удовлетворение, осведомился Бегемот.
– Чистейшей воды плагиат. Куда смотрит Служба Безпеки..., то есть – Защиты авторских прав.
– Ну, что Вы, мессир – примирительным тоном возразил Бегемот. – Миляга бухгалтер “прет” в президенты. Что тут плохого? Чем он хуже других? Да к тому же и честный. Руки свои чистые всем показывает. И говорит так ласково: “люди добрі..., чоловіче добрий...” ни дать ни взять Иисус из Назарета. И имя подходящее, Виктор, – в его примирительном тоне явно чувствовался подвох.
– Следить надо за представлением. Тут игра тонкая, точный расчет. Точнее лазерного бомбометания.
– Ну, хотя бы намекните, в чем дело-то – не унимался тип с кошачьей физиономией, лукаво поглядывая в мою сторону, – не я один тут дураком сижу.
– Ладно, слушай. Умней будешь, – посмотрев на меня, снисходительно сказал Воланд и повел свой рассказ.
– Сценаристам ничего не пришлось придумывать, взяли классический сюжет, кое-что подчистили, кое-кого вовремя убрали и спрятали, как говорится, концы в воду. Попробуй тут пойми, что к чему. В общем, устроили представление.
Но шила в мешке не утаишь, как и главного героя спектакля под названием “Выборы 2004”.
Путь к победе был долгим, трудным и тернистым. Начало пути сокрыто временем, ворошить его не будем, но доподлинно известно, что на путь этот, нашего героя направила родная мать (“Мама казали..., мама казали…”). Талантами герой наш не блистал, разве что отличался сообразительностью, считал хорошо и выгоду свою в любом деле понимал. При таких способностях дорога одна – в бухгалтеры. По теперешним временам это намного лучше, чем плотницкое ремесло. Кто в наше время поверит в чудотворца-плотника? Бухгалтер – вот кто чудотворец. Экономика – вот где чудеса настоящие.
До женитьбы на родственнице известного банкира, особых чудес за нашим героем замечено не было. Между прочим, фамилия этого банкира – Геть... Геть.
Тут рассказчик запнулся, произнося фамилию.
– Геть! Геть! Кучму геть! – истошным голосом завопил Бегемот и абсолютно спокойно добавил. – Идея, между прочим, моя. Сам придумал. Многим понравилось.
– Гетьман! – Произнес фамилию банкира Воланд. – Именно!
Именно с этого момента и началось восхождение миляги-бухгалтера, но, к слову сказать, не на Голгофу. Как сказал классик – в этот момент вспыхнула на небосклоне яркая звезда, возвестившая волхвам о рождении спасителя. А уж волхвы с дарами не заставили себя ждать. Явились тот час.
– Кого Вы называете волхвами, мессир? Уж не ЦРУшников ли? Эти рыцари плаща и кинжала – известные мастера своего дела, – не столько спрашивая, сколько поясняя, заметил Бегемот.
– Тут и начинаются настоящие чудеса, – продолжил Воланд свой рассказ.
Первым препятствием для свершения чудес, была ограниченность поприща, на котором подвязался чудотворец-бухгалтер. Расширить границы поприща для мастеров оказалось делом плевым.
Могущественного банкира отправили к праотцам – Бедный Йорик. Благочестивый герой не только занял тепленькое место, но и заполучил новых могущественных покровителей.
Оказавшиеся обременительными брачные узы... распались сами собой. Для свершения великих дел нашему герою была предоставлена заокеанская... опора.
Первые чудеса наш победитель совершает, спасая экономику “Батькіщини від занепаду”. Явив народу высочайшее, нужно признать, мастерство советников-экономистов, снискал многочисленные симпатии, и даже любовь соотечественников, собрал вокруг себя поклонников и учеников.
Однако количество сторонников, способных по достоинству оценить чудотворный дар, не соответствовало масштабам запланированного чуда. Как сказал бы классик – не соответствовало деяниям великих.
За дело опять взялись мастера, приобщив к чудотворному дару новых сторонников. Как это сделали? Очень просто – изменили политический статус “Руха”, с уровня “Народное движение” до уровня “Политическая партия”, при этом, правда потеряли родоначальника и лидера – В. Чорновола – Бедный Йорик. Оставили, так сказать, на политическом раздорожье.
Зато “чудотворец” наш приобрел в собственность политическую партию. И теперь пришла пора властвовать не только над толпой, но и над самой властью.
Сам президент оценил божественный дар чудотворца и приблизил его к себе. Но, подстрекаемый фарисеями из парламента, подверг чудотворца гонениям.
Мастерам пришлось взяться и за президента. Предъявили ему показания беглого премьера Лазаренко, которому заокеанские специалисты помогали избавиться от вредной шоферской привычки – хапать чужое.
Президент присмирел, но место свое не уступил, доверив фарисеям-олигархам приумножать общие их стада.
А уверовавшие в чудо прибывали. Их становилось все больше и больше. Это были не только ученики и последователи “чудотворца”, а и торговцы, ремесленники, простолюдины и интеллигенция, но и авангард мирового пролетариата, забывший, на время, о классовой сущности всякого мятежа.
Ряды сторонников ширились день ото дня. Из них уже формировали боевые отряды. Все громче звучал ставший боевым клич – “Кучму – геть”. Все было готово для вознесения. Готов был и крест, не хватало только жертвы.
Решили пожертвовать, ради святого дела праведником и духоборцем В. Гонгадзе, – Бедный Йорик, – а грех этот, повесили на президента, за неимением лучшей кандидатуры.
Спасать президентскую душу уговорили Стражника. Стражник согласился. Подтвердил намерение оного извести праведника, и не прогадал (свои тридцать серебреников, взял долларами).
Кресло под президентом зашаталось, но за недостаточностью улик грех признали не состоявшимся. Президент удержался, но внял-таки уговорам, назначив своим приемником непроходную фигуру премьера-дебошира. На том и сошлись. Остальное доверили проведению, которое ожидалось к декабрю 2004.
В общем, мастера потрудились на славу: убийство, подкуп, шантаж – тонкая работа.
– Категорически не согласен, – возмутился Бегемот, – никакая это не тонкая работа. Примитив. Нет ничего проще, чем работать с людьми, которые предательство считают доблестью. – и добавил, произнося по слогам, – МА-ЗЕ-ПЕН-ЦІ.
– Все двигалось к своему завершению, – продолжил Воланд.
Напряжение нарастало. Зрители и участники перемешались. Многие уверовали в спасителя, а он являл им чудеса на любой вкус. И раздачу хлебов, и воскрешение покойников от политики, и возвеличивание грешницы Юлии (тайной приспешницы беглого премьера-хапуги). Спаситель благословлял "свій народ", "свою державу".
Человеческое море ликовало.
Единственное что омрачало всеобщее ликование – поцелуй Иуды (тридцать серебреников ему выплатили в шекелях), запечатленный на лике Спасителя.
– Удивляюсь, мессир, – сказал Бегемот. – почему никого не интересует имя автора, имя того, кто написал сценарий этого спектакля, имя того, чей меч обрекал на гибель любого, оказавшегося на пути у чудотворца.
– И скажите, мессир мне, как зрителю – кому еще уготована роль бедного Йорика?
Разговор собеседников на этом прервался. Их взгляды обратились к сцене, где разворачивались приготовления к следующему акту.
На сцену вынесли и установили трибуну, рядом поставили трон и покрыли его знаменем, больше похожим на линялый коврик, на который положили предмет, по форме напоминающий детскую погремушку.
Зычный женский голос из зала запел: “Бухгалтер, милый мой бухгалтер, вот он какой – … почти святой”. Со сцены раскатистый баритон повторил речитативом те же слова, изменив окончание на “... уже святой”.
На сцене появились служители культа, бережно несущие в руках перед собой раскрытую книгу.
– Почем опиум для народа? – заорал Бегемот и добавил. – Терпеть не могу эту мерзость.
– Пора, – сказал Воланд, – дело сделано. Все остальное вызывает у меня раздражение.
И оба исчезли так же внезапно, как и появились, оставив после себя запах сырой затхлости и серы. Вмиг все стало понятным – и сюжет, и сценарий, и даже авторство не вызывало сомнений.
Не было ответа на один вопрос – “Кому же теперь уготована роль бедного Йорика”?
Я поднялся и пошел прочь от сцены в поисках выхода.

[Ольга Киевская]

Акт второй, завершающий.

Понтий Пилат умывает руки... Каифа довольно ухмыляется...
Бедный Йорик!