Концерн "Красная Звезда" или кое-что о конкуренции

[АVANGARD]

Небесный ритейл
2007, № 20 (561)

В статье про низкотарифных перевозчиков затронут вопрос о том, что в Советском Союзе «Аэрофлот» фактически и являлся таким низкотарифным перевозчиком.

Эта мельком затронутая тема вообще очень интересна для анализа. А именно тема того, насколько рационально был устроен Советский Союз.

Начнем со следующего. Вот мы посмотрели на «Аэрофлот» времен Советского Союза — это явно низкотарифный перевозчик, то есть перевозчик, который ориентирован на минимальные издержки, низкие цены на билеты, минимальную рентабельность и на максимальный объем операций.

Однако, когда мы кинем взгляд на другие отрасли, то увидим, что там тоже явно видны признаки низкотарифных систем. Полная стандартизация, маленький ассортимент, правильно построенная логистика, минимальная рентабельность, слабый сервис. Мы в свое время воспринимали это как тотальное зло, не подозревая, что в капиталистических странах большую долю потребления обычных людей составляет примерно то же самое. То есть у них, конечно, есть выбор, они могут покупать дороже и с лучшим сервисом, но они сознательно выбирают экономию денег.

Фактически большинство отраслей, по нашему текущему пониманию, были устроены как большие компании, ориентированные на низкие издержки.

Возьмем, например, молочную отрасль, хорошо мне знакомую. Более 2 тыс. предприятий на всей территории России, которые выпускали совершенно одинаковый ассортимент продукции (за исключением одного-двух наименований — местной специфики). Эти предприятия были очень правильно логистически построены. Молоко возилось максимум за 50 км от фермы до завода и за 20 км от завода до магазина (сейчас вполне нормальным считается возить молоко за 500 км или даже за 1 тыс.). При этом были специальные заводы по производству сыра и масла в тех местах, где много молока и мало потребителей: сыр и масло — это сильно «сгущенное» молоко, их уже можно возить далеко.

При этом был свой отраслевой институт (такое большое подразделение НИОКР), были свои образовательные средние и высшие учреждения — техникумы и институты, которые готовили специалистов. Были также свои заводы по производству оборудования и так далее.

Но так было не только в молочной промышленности. Так было почти во всех отраслях. То есть практически все отрасли были построены как крупные современные компании, ориентированные на низкие издержки.

А теперь зададим себе вопрос: это плохо или хорошо, что они были так устроены?

Ну, со стороны граждан Советского Союза — это очевидное зло. Маленький ассортимент, отсутствие выбора — это вроде как плохо.

А со стороны экономики в целом? Давайте понимать, что когда мы везем в бизнес-классе пассажира, на месте которого могли поместиться двое, то мы, конечно, даем этому пассажиру больше удобства. Но за это экономике приходится расплачиваться определенными ресурсами, которые тратятся на то, чтобы построить дополнительные самолеты. А эти ресурсы вполне можно было направить на нечто другое…

«Так на что же они тратились — эти ресурсы, для чего мы их экономили?» — спросите вы.

А вот тут вторая часть нашего разговора. Были ли в Советском Союзе отрасли, устроенные не по принципу минимальных издержек? Смею утверждать: о да, были. В первую очередь это, как ни банально звучит, ВПК. Совершенно нормальным явлением была параллельная разработка несколькими КБ вплоть до подготовки запуска в серию различных вооружений. Либо, например, энергетика. Там дополнительные ресурсы тратились на создание избыточных мощностей с высоким ресурсом — этим ресурсом мы пользуемся до сих пор. Таких примеров можно привести много.

Получается, что Советский Союз вел себя совершенно правильно в стратегии. Мы экономили на нестратегических для нас задачах — на уровне отраслей (или вообще их на аутсорсинг отдавали — сервелат и сапоги закупали у финнов), а деньги вкладывали в стратегические, причем в те, которые выбирали для себя в явном виде как стратегические. Это же азбука стратегического управления компаниями, в современном понимании.

«Но если все было так правильно — то почему же мы проиграли?» — спросите вы.

А вот тут вопрос сложный.

Проиграли ли мы экономически? Прежде всего по отношению к США этот вопрос задается. Общепринятым считается, что мы проиграли им в пух и прах. То есть по состоянию экономики на начало 80−х. Типа у них изобилие, а у нас дефицит.

Но тут кроется один подвох. Мы два раза восстанавливали страну — после 1917 года и после 1945−го. После 1945−го вообще полстраны в руинах. А они на своей территории за все это время не имели разрушений. Кроме того, давайте не забывать, что во время войны они нам продавали оружие. Не за так отдавали — а продавали за золото. И сразу после войны они были практически единственным поставщиком промышленных товаров во всем мире. Если это принять во внимание, то тут еще вопрос, чья экономика сильнее.

Но если мы проиграли не из-за экономики — тогда из-за чего? Тут приходит на ум, в общем-то, одна гипотеза: в Советском Союзе не была создана система нормальной смены поколений в управлении страной. В общем, банально, конечно, — но с фатальным результатом.

При этом самое интересное заключается в том, что весь мир, по крайней мере в работе с промышленными товарами, двигается по направлению к огромным корпорациям — по своим масштабам сопоставимым с отраслевыми министерствами Советского Союза. И как-то управляются эти компании, и как-то конкурентоспособны — даже сильно конкурентоспособны. «Размер имеет значение» — это из книги «Маркетинговые войны».

Вот теперь настало время пофантазировать. А как можно было реформировать Советский Союз без таких потерь, как это было у нас? Тут возникает такая идея: на базе каждого министерства надо было сделать одну большую компанию и создать ей конкуренцию. Например, компанию «Россия молоко», «Россия мясо». «Россия хлеб», «Аэрофлот», как ни странно. То есть запустить на наш рынок конкурентов, а нашим компаниям поставить задачу завоевывать весь мир. Понятно, что там много технических вопросов — перевод экономики на конвертируемость и прочее. Но были ли бы наши компании на рынке неконкурентоспособными? Ответ, в общем-то, уже есть. Там, где у нас уже прошла консолидация отраслей («Русал», например), мы вполне конкурентоспособны. И заводы покупают, и компании. Там какие-то другие люди работают? Думаете, мы не способны были в Советском Союзе быстро обучить много специалистов работе в рыночной экономике? Да целые университеты просто купили бы — и все, и они бы обучали. Никакая экономика в мире XX века не может похвастаться такой способностью мобилизовать людей под задачи, как экономика Советского Союза.

Итак, резюмирую:

1. Экономика Советского Союза была устроена вполне рационально — если проводить анализ, отбросив идеологические установки и считая, что там было все неправильно.

2. Не очевидно, что Советский Союз проиграл экономически Западу.

3. Возможно, что основной проблемой Советского Союза была проблема смены поколений на верхнем уровне управления страной.

4. Возможно, нам хватит посыпать голову пеплом, что мы такие слабые в управлении, а надо внимательно анализировать опыт Советского Союза — тем более что у нас пока еще сильно наследство этого опыта в виде людей старшего возраста и системы обучения и мы можем вполне быстро восстанавливать успешные практики.

Вадим Николаевич Соглаев
http://www.expert.ru/printissues/expert/2007/23/pochta/
_________________
Будет и на нашей улице праздник!

[Ольга Киевская]

[Largebrain]

«Косыгинские реформы»

После смещения Хрущева Косыгин занял должность Председателя Совета министров, на которой проработал 16 лет. В 1965 году он выступил с рядом инициатив, получивших название «косыгинских реформ». Эти реформы, с одной стороны, были призваны покончить с «хрущевскими» экспериментами с системой управления народным хозяйством, с другой — дать новые импульсы развитию экономики. Первая задача была выполнена успешно — взамен совнархозов снова вернули министерства. Успешно начали проводиться в жизнь и главные идеи «косыгинских реформ» в области планирования народного хозяйства. Смысл этих реформ, по мнению одного из референтов Косыгина Игоря Карпенко, заключался в том, чтобы «сменить военно-штабную систему с ее главным лозунгом «План любой ценой».

Косыгин стремился вдохнуть новую жизнь в плановую социалистическую экономику комплексом взаимосвязанных между собой мероприятий. В основу планирования были заложены объемы только реализованной продукции, количество плановых показателей, спускаемых сверху и регламентировавших до мелочи каждый шаг предприятия, было снижено с 30 до 9 показателей, из отчислений от прибыли на предприятиях создавались фонды развития производства и материального поощрения, заводы и фабрики получили право самим реализовывать сверхплановую продукцию, устанавливать штатное расписание и сметы. В сельском хозяйстве закупочные цены на продукцию повышались в 1,5-2 раза, вводилась льготная оплата сверхпланового урожая, снижались цены на запчасти и технику, уменьшились ставки подоходного налога на крестьян. Кстати, именно Косыгин подписал в августе 1974 года постановление Совмина, по которому крестьяне наконец-то стали полноправными гражданами страны — на них распространили паспортную систему.

Реформы дали благоприятные результаты в годы восьмой пятилетки (1965-1970 гг.). Не будем утруждать читателя цифровыми показателями, укажем лишь на то, что именно в эти годы был налажен массовый выпуск легковых автомобилей «Жигули». По инициативе Косыгина был заключен договор с итальянской фирмой «Фиат» на строительство автозавода и организацию производства современных автомобилей в Тольятти. Были достигнуты большие успехи в капитальном строительстве, улучшилось положение дел в сельском хозяйстве (в 1970 году общий рост сельскохозяйственного производства составил 9 %).

Однако, уже в самом начале реформ Косыгин сталкивался с противодействием некоторых членов Политбюро его начинаниям. По воспоминаниям Байбакова, когда на одном из заседаний Политбюро обсуждалась концепция реформы, председатель Президиума Верховного Совета СССР Подгорный «со свойственной ему грубоватостью и недоверчивостью произнес: «На кой черт нам реформа? Мы плохо развиваемся, что ли?", — на что Косыгин возразил: «Реформа необходима, темпы развития экономики стали снижаться. Все валовые методы исчерпаны, поэтому надо развязать инициативу, поднять в коллективах интерес к результатам труда». «Но Подгорный, — вспоминает далее Байбаков, — напыщенно и напористо отстаивал свое, споря не только с Косыгиным, но и с недостаточно уверенным в необходимости реформы Брежневым, не говоря уже об остальных: «Если проводить реформу, то нужно к ней тщательно готовиться. Рано проводить», — настаивал Подгорный».

Многие современники свидетельствуют о том, что «косыгинские» реформы были свернуты во многом из-за того, что Брежнев ревниво относился к Косыгину и постепенно лишал его все больше и больше реальных рычагов управления экономикой. Бывший первый секретарь Московского горкома КПСС Николай Егорычев вспоминал, что в 1966 году Брежнев как-то сказал ему: «Ну скажи, зачем это Косыгин поехал по украинским заводам? Что ему там делать? Все о своем авторитете печется. Пусть бы лучше в Москве сидел да делами занимался». Однако есть свидетельства и о том, что отношения Брежнева и Косыгина стали портиться не в середине 60-х, а с 1975 года. Так, в частности, считает бывший заместитель Косыгина по Совмину Владимир Новиков. «В течение десяти лет, — пишет он. — отношения между ними, смею утверждать, были хорошими. Я не раз бывал на даче Брежнева вдвоем с Устиновым. Устинов был не очень доброжелателен к Косыгину. Брежнев же, наоборот, в то время при мне ни разу не отозвался о нем плохо. И хотя Брежнев очень хорошо относился к Устинову, но, когда тот в домашней обстановке начинал отпускать какие-либо колкости в адрес Алексея Николаевича, Леонид Ильич не поддерживал беседу в этом направлении. Роковую роль, на мой взгляд, в ухудшении отношений между Брежневым и Косыгиным сыграл Н. А. Тихонов. С 1974 г. Брежнев начал болеть, уже через год недуг стал резко прогрессировать. У него явно развилась подозрительность, и Тихонов умело направлял ее против Косыгина, стремился вбить клин между ними. Это ему удалось, и с 1975 г. их взаимоотношения начали ухудшаться. Тихонов без конца докладывал Брежневу о тех или иных, большей частью надуманных ошибках Алексея Николаевича. В оппозицию Косыгину он стремился втянуть и остальных его заместителей. Например, мне он говорил: «Знаешь, ведь мы в Совмине — простые пешки, даже не имеем права подписать незначительное распоряжение. Вся власть у председателя и его заместителя Дымшица, который располагает материальными ресурсами». Реформы Косыгина буксовали не только из-за интриг в верхних эшелонах власти. Им активно сопротивлялись многие министерства. Вот один из ярких примеров на эту тему, описанный референтом Косыгина Карпенко. Речь идет о так называемом бунте сорока министров. «Суть дела заключалась в том, — пишет Карпенко, — что реформа резко увеличила цену срыва договорных обязательств. Предприятие, скажем, из-за недопоставки чепуховой, копеечной детали могло задержать выпуск дорогостоящей продукции, сорвать задание по ее реализации, а значит, потерять значительную сумму отчислений в поощрительные фонды. По новым условиям в таких случаях можно было через Госарбитраж взыскать с недобросовестного партнера не только штраф за недопоставленную продукцию, но и потребовать возмещения всех потерь и убытков, которые понесло предприятие. Госарбитраж получил право решать такие споры, даже если они возникли у коллектива с собственным министерством. Однако охотников обращаться в Госарбитраж с подобными жалобами находилось очень мало — получалось себе дороже. Ведь с поставщиком, не говоря уж о собственном министерстве, работать предстояло многие годы, и портить с ним отношения было просто опасно. Чтобы поднять дисциплину взаимных поставок, Косыгин пошел на такую меру: было принято постановление, по которому выполнение плана засчитывалось лишь после удовлетворения всех заказов потребителей. Против этого и восстали дружно Госплан и наиболее сильные министерства и авторитетные министры, утверждавшие, что в таком случае все их предприятия останутся не только без премий, но и без зарплаты. В итоге победа осталась за министрами. И хотя распоряжение Косыгина официально отменено не было, оно практически никогда так и не вступило в действие».

Реформы Косыгина постепенно были свернуты и в силу благоприятной экономической конъюнктуры для СССР на нефтяном и газовом рынке. Мировой энергетический кризис совпал с бурным развитием в нашей стране нефтяной и газовой промышленности. Развитые страны были готовы платить за тонну нефти по 100 долларов, в то время как ее себестоимость в Самотлоре составляла около 5 рублей, а общий объем нефтедобычи СССР быстро довел до 600, а затем и 650 миллионов тонн. Открытие нефтяных и газовых месторождений в Западной Сибири постепенно привело к тому, что к середине 80-х гг. две трети общесоюзной добычи нефти и более 60 % добычи газа обеспечивала Западная Сибирь. Этот мощный прорыв имел свои как позитивные, так и негативные стороны. С одной стороны, на валюту, вырученную от экспорта нефти и газа, закупалось западное комплектное оборудование для строительства новых заводов. На нефтедоллары было закуплено оборудование для КамАЗа, Волжского автомобильного завода, Уфимского мотостроительного завода, выпускавшего двигатели для автомобилей «Москвич». С другой стороны, на эти же нефтедоллары закупалось и продовольствие, что постепенно привело к подрыву отечественного сельскохозяйственного рынка. Впрочем, ставка на массовый импорт продовольствия была сделана еще при Хрущеве, однако в 70-е годы этот импорт не только не был свернут, но и значительно увеличился. Советский Союз становился все более зависимым от закупок продовольствия за границей. Если в 1973 г. импорт зерна составил 13,2 % от всего его количества, производимого в стране, то в 1975 — 23,9 %, в 1981 — 41,4 %. Причем зерно покупали уже не только на нефтедоллары, но и на средства, вырученные от продажи золотого запаса страны. Если в 1967 году (в разгар косыгинских реформ) на закупку зерна было затрачено 50,2 тонны золота, то в 1972 году — 458,2 тонны (!) (эти данные историки А. Коротков и А. Степанов обнаружили в архивах Политбюро ЦК КПСС). Это уже были не реформы, а путь в никуда…

http://istreferat.popal.ru/printout1324.html

[Largebrain]

[АVANGARD]

[Largebrain]

[Ольга Киевская]

Аргументируйте хоть.

[neuch]

Экономика СССР була ДРУГОЙ! А сравнивать - не сравнимое, пустое занятие. Можно исследовать причины краха, альтернативы краху, но говорить что лучше, эффективней - бессмысленно.
Насчет зависимости - у СССР не было вариантов, за исключением ревизии идеологии. А на это пойти руководство не могло.
Безусловно Запад приложил руку. Работал. Разваливал. Это не есть тайна ни сейчас, ни тогда. СССР не смог ничего этому противопоставить, по выше описанной причине.

[Largebrain]

Ну еще бы. Как бы старые догматики Суслов и Подгорный занялись ревизией идеологии - т.е. себе же серпом по яйцам. Им лучше было задавить таких активных и руководствующихся интересами дела управленцев-технократов, как Косыгин. После сворачивания косыгинских реформ (которые были последним шансом), жить советской экономике оставалось до первого кризиса. А то, что запад вредил по мере возможностей - так это совершенно естественно, а вообще очень многих на западе эта биполярная система вполне устраивала.