Солженицын и другие

[НикитаПан]

[Largebrain]

Прежде чем вступать в дискуссию о Шаламове, по-моему неплохо сперва оного Щаламова самому прочитать. А то получается "мы с господином окружным начальником ...".

[АVANGARD]

12.07.2007
Прототипы шаламовских "героев" были предателями

РИА "Инфо-РМ" попросило известного историка и публициста, автора книги "Великая Оболганная войнаВеликая оболганная война" Игоря Пыхалова ответить на вопросы нашего агентства.

Недавно на одном из каналов вновь показывали фильм "Последний бой майора Пугачева"... Как было на самом деле?

Существует расхожий миф, будто освобождённые советские военнопленные чуть ли не поголовно отправлялись из немецких концлагерей прямиком в ГУЛАГ. Вопреки этому стереотипу, старательно внедряемому в общественное сознание нынешней пропагандой, судьба подавляющего большинства бывших военнопленных складывалась вполне благополучно. Из военнопленных, освобождённых во время войны, подверглось репрессиям менее 10%, из освобождённых после войны — менее 15%, причем большинство репрессированных вполне заслужило свою участь, будучи полицаями, власовцами и прочими прислужниками оккупантов.

Однако даже те из них, кто арестовывался органами НКВД, в большинстве своём отделывались ссылкой. Чтобы попасть на Колыму, надо было совершить что-то серьёзное, запятнать себя конкретными преступлениями на службе у гитлеровцев. Не стали исключением из этого правила и прототипы шаламовских "героев".

О том, как выглядел "подвиг майора Пугачёва" на самом деле, в своё время рассказал Александр Бирюков в телепередаче "Шаги победы", показанной по Магаданскому телевидению 5 сентября 1995 года. Оказывается, такой факт действительно имел место. Бежали, предварительно задушив вахтенного караульного. В перестрелках с преследующими их солдатами убили ещё несколько человек. И действительно, из 12 «героев» 10 являлись бывшими военными: 7 человек — власовцы, избежавшие высшей меры только потому, что после войны в СССР была отменена смертная казнь. Двое — полицаи, добровольно перешедшие на службу к немцам (один из них дослужился до чина начальника сельской полиции), расстрела или петли избежали по той же причине. И только один — бывший морской офицер, имевший до войны две судимости по уголовным статьям и попавший в лагерь за убийство милиционера при отягчающих обстоятельствах. При этом 11 из 12 имели отношение к лагерной администрации: нарядчик, повар и т.п. Характерная деталь: когда ворота "зоны" оказались широко распахнутыми, из 450 заключённых за беглецами не последовал больше никто.

Ещё один показательный факт. В ходе погони 9 бандитов были убиты, трое же уцелевших возвращены в лагерь, откуда, спустя годы, но ещё до окончания полученного ими срока, вышли на волю. После чего, вполне возможно, рассказывали внукам о том, как безвинно страдали в годы "культа личности". Остаётся лишь в очередной раз посетовать на излишнюю мягкость и гуманность сталинского правосудия.

Как была принята Ваша книга "Великая Оболганная войнаВеликая оболганная война"? Вы получали отклики от ветеранов? Были ли нападки?

В целом достаточно положительно. Было и несколько отзывов ветеранов, также хорошо отозвавшихся о моей книге. Что касается нападок. Насколько мне известно, кое-кто из мифотворцев, чьи творения я там разбираю, действительно высказывал недовольство.

Тем не менее, мифы о Великой Отечественной, по прежнему, живучи. К сожалению, до сих пор многие молодые люди считают, что фильм "Штрафбат" основан на реальных фактах. Что бы сейчас Вы еще добавили в свою книгу?

К сожалению, нынешняя «военная мифология» крайне обширна. Пожалуй, в первую очередь, я бы добавил материал насчёт использования немецкой разведкой детей и подростков. В противовес пресловутым "Сволочам".

Кстати о "Сволочах". Как Вам поступок Меньшова на вручении премии МТВ?

Поступок Меньшова можно только приветствовать, как естественный поступок порядочного человека. К сожалению, таких людей среди российской творческой интеллигенции крайне мало.

Сейчас некоторые так называемые "историки" из либерального лагеря во всю эксплуатируют миф, будто та война для нашего народа вовсе не была "Отечественной", а была второй гражданской войной. Дескать, на стороне врага выступили миллионы наших соотечественников. А как было на самом деле?

Сегодня нам активно пытаются внушить, будто массовое сотрудничество с оккупантами жителей СССР во время Великой Отечественной войны — явление уникальное и беспрецедентное, как для истории нашей страны, так и для мировой истории. Это, мягко говоря, неправда.

Увы, всякий раз, когда на территорию России вторгался враг, среди наших соотечественников находились предатели или просто малодушные, предлагавшие свои услуги противнику. Можно вспомнить и события Смутного времени начала XVII века, и измену гетмана Мазепы во время Северной войны. Во время Отечественной войны 1812 года православное духовенство Могилёвской епархии, оказавшись в оккупации, в полном составе присягнуло Наполеону и служило молебны за победу французского оружия. Во время Крымской войны крымские татары массово сотрудничали с высадившимися на полуострове оккупантами. В ходе Первой мировой войны немцами и австрийцами на территории бывшего Царства Польского формировались многочисленные части из поляков — бывших русских подданных. Были созданы и подразделения из финских эмигрантов.

Но, может быть, подобное явление свойственно только России? Во время Второй мировой войны в занятых немцами странах Западной Европы сотрудничество с оккупантами было почти поголовным. Причем если у нас служба немцам воспринималась, в том числе и в народном сознании, как предательство, то на Западе это было в порядке вещей — полиция и органы местного управления продолжали исправно функционировать и при оккупантах. Можно также вспомнить наплыв добровольцев в части СС со всех концов Европы.

Что же касается Великой Отечественной войны, то, во-первых, масштабы сотрудничества наших соотечественников с врагом весьма сильно преувеличиваются недобросовестными исследователями. Делается это, в первую очередь, за счёт двойного и тройного учёта одних и тех же людей — как известно, коллаборационистские структуры многократно переформировывались.

Во-вторых, львиную долю прислужников оккупантов дают всевозможные националисты: Прибалтика, Западная Украина, те же крымские татары. Наконец, следует учесть исключительно тяжелые условия, в которых оказались советские пленные. Зачастую вступление на немецкую службу было для них единственной возможностью спастись от голодной смерти в концлагере. При этом многие рассчитывали, получив оружие, уйти к своим.

Я в свое время разговаривал с одним власовцем. Он как раз и объяснял сотрудничество с РОА элементарным желанием выжить. Кстати, такой вопрос. Что было с пленными советскими военнослужащими немецких дивизий, оборонявшихся на Атлантическом вале? Союзники передали их советской стороне. И если да, то какое наказание они понесли?

Для большинства из них, впрочем, так же, как и для рядовых полицаев и власовцев, не запятнавших себя преступлениями на службе у оккупантов, стандартным наказанием было шесть лет ссылки. Ещё при жизни Сталина началось их массовое освобождение.

Кстати, показательный момент. Когда я просматривал архивные документы Управления уполномоченного СНК СССР по делам репатриации граждан СССР, то обратил внимание, как решительно отстаивались права наших соотечественников, оказавшихся в плену у союзников. Несмотря на то, что, поступив на службу к немцам, эти люди фактически стали предателями, их всё равно рассматривали как граждан нашей страны, пытались защитить от произвола и издевательств со стороны лагерной администрации союзников.

Приведенные вами данные напрочь опровергают миф о такой патологической кровожадности советского государства. К сожалению, большинство, особенно молодежь, искренне верит, будто все, кто побывал в плену, сразу же оказывались в ГУЛАГе. У Вас ведь есть точная статистика?

Освобождённые из плена военнослужащие, как правило, проходили проверку в спецлагерях НКВД. Такая проверка была вполне естественной и необходимой, хотя бы потому, что среди них заведомо имелось некоторое количество вражеских агентов. Вопреки утверждениям недобросовестных авторов, условия содержания в этих спецлагерях были отнюдь не гулаговские. Об этом наглядно свидетельствует тот факт, что смертность освобождённых советских военнопленных была в несколько раз ниже, чем смертность заключённых в советских тюрьмах и лагерях ГУЛАГа.

В результате проверки, как я уже сказал, из военнопленных, освобождённых во время войны, подверглось репрессиям менее 10%, из освобождённых после войны — менее 15%. При этом большинство репрессированных вполне заслужило свою участь. Имелись и пострадавшие безвинно, но это было исключением из правил, а отнюдь не правилом.

В 90-е годы много говорили о казаках-белогвардейцах, "которых англичане выдали Сталину". Дескать, их сразу же пустили в расход, якобы вместе с семьями. Вы интересовались этим случаем?

Специально не интересовался. Однако, насколько мне известно, никаких массовых расправ и казней не было. Кроме, разумеется, П.Н. и С.Н.Красновых, Шкуро, Султан Келеч-Гирея, Доманова и фон Панвица, повешенных в 1947 году по приговору советского суда.

О том, что казнили этих..., у нормальных людей сожалений быть не должно.
Вы согласны с тем, что очень разрушительную роль сыграли так называемые хрущевские разоблачения. Появившиеся тогда мифы гуляют до сих пор.

Более того, я бы сказал, что именно развязанная Хрущёвым антисталинская истерия нанесла СССР удар, от которого он так и не оправился. Пресловутая перестройка и разрушение нашей страны — прямое следствие хрущёвской борьбы с «культом личности».

На минувшей неделе было торжественно объявлено о рассекречивании значительной части архивов министерства обороны. Как Вы думаете, позволит ли это раскрыть "белые пятна" истории Великой Отечественной? Кстати, о каких событиях Вам хотелось бы получить дополнительную информацию?

Безусловно, этот шаг поможет лучше понять события Великой Отечественной войны, хотя и не думаю, что при этом будут обнаружены какие-то особо сенсационные документы.

Хотелось бы посмотреть многое. Например, об офицерском корпусе Красной Армии накануне войны (уровень образования и т.п.), о чеченском бандитизме во время Великой Отечественной... Впрочем, документы насчёт последнего проходят по другому ведомству.

Если не секрет, над чем Вы сейчас работаете? Когда можно ожидать выхода новой книги?

Сейчас я заканчиваю работу над книгой "Время Сталина: факты против мифов". Увы, дела идут медленней, чем хотелось бы. Но надеюсь, что книга всё-таки выйдет в свет в этом году.

http://www.info-rm.com/ru/interview/interview_detail.php?ID=21453
_________________
Будет и на нашей улице праздник!

[Largebrain]

Если 11 из 12 имели отношение к лагерной администрации, повар и т.п., то на кой черт им бежать практически на верную гибель ? Сейчас уже не разберешь, что к чему ибо врут как с той, так и с другой стороны.

[Москаль]

[НикитаПан]

[Largebrain]

[Москаль]

«Написано кровью». Интервью Александра Солженицына

В понедельник журнал «Шпигель» опубликовал интервью с великим русским писателем Александром Солженицыным.

Александр Исаевич высказал свое отношение к политике Запада, к реформам Горбачева и Ельцина, рассказал о своем отношении к действующей российской власти, а также о том, испытывает ли он страх перед смертью.

«Известия» сочли необходимым познакомить с интервью своих читателей.

Шпигель: Александр Исаевич! Мы застали Вас как раз за работой. В Ваши 88 лет Вас, кажется, не покинуло ощущение, что Вы должны, обязаны работать, хотя здоровье не позволяет Вам свободно перемещаться по дому. Откуда Вы черпаете эту силу?

Солженицын: Внутренняя пружина была. От рождения была. Но я с удовольствием отдавался работе. Работе и борьбе.

Шпигель: Мы видим только здесь четыре письменных стола. В Вашей новой книге, которая в сентябре выходит в Германии, Вы вспоминаете, что писали даже во время прогулок в лесу.

Солженицын: Когда я в лагере был, то я писал даже на каменной кладке. Я на клочке бумажки писал карандашом, потом содержание запомню и уничтожаю бумажку.

Шпигель: И эта сила не покидала Вас и в самые отчаянные моменты?

Солженицын: Да, казалось: как кончится, так и кончится. Что будет, то будет. А потом получалось, вроде что-то путное вышло.

Шпигель: Но вряд ли Вы так думали, когда в феврале 1945 года военная контрразведка в Восточной Пруссии арестовала капитана Солженицына. Потому что в его письмах с фронта были нелестные высказывания о Иосифе Сталине. И за это — восемь лет лагерей.

Солженицын: Это было южнее Вормдитта. Мы только выбрались из немецкого котла и прорывались к Кёнигсбергу. Тогда меня и арестовали. Но оптимизм у меня всегда был. Как и убеждения, которые толкали меня.

Шпигель: Какие убеждения?

Солженицын: Конечно же они с годами развивались. Но я всегда был убеждён в том, что совершал, и никогда не шёл против своей совести.

Шпигель: Александр Исаевич, когда Вы 13 лет назад вернулись из изгнания, происходившее в новой России Вас разочаровало. Вы отклонили Государственную премию, которую Горбачёв предложил Вам. Вы отказались принять орден, которым хотел наградить Вас Ельцин. А сейчас Вы приняли Государственную премию России, которую Вам присудил Путин, некогда глава той спецслужбы, предшественница которой так жестоко преследовала и травила Вас. Как всё это рифмуется?

Солженицын: В 1990 году мне была предложена — отнюдь не Горбачёвым, а Советом министров РСФСР, входившей в состав СССР, — премия за книгу «Архипелаг ГУЛАГ». Я отказался потому, что не мог принять лично себе почёт за книгу, написанную кровью миллионов.

В 1998 году, в нижайшей точке бедственного народного положения, в год, когда я выпустил книгу «Россия в обвале», — Ельцин лично распорядился наградить меня высшим государственным орденом. Я ответил, что от Верховной Власти, доведшей Россию до гибельного состояния, награды принять не могу.

Нынешняя Государственная премия присуждается не лично президентом, а высоким экспертным сообществом. В Совет по науке, который выдвинул меня на эту премию, и в Совет по культуре, который поддержал это выдвижение, входят самые авторитетные в своих областях, высокоуважаемые люди страны. Будучи первым лицом государства, президент вручает эту премию в день национального праздника. Принимая награду, я выразил надежду, что горький российский опыт, изучению и описанию которого я отдал всю жизнь, предупредит нас от новых губительных срывов.

Владимир Путин — да, был офицером спецслужб, но он не был ни следователем КГБ, ни начальником лагеря в ГУЛАГе. Международные же, «внешние» службы — и ни в какой стране не порицаемы, а то и хвалимы. Не ставилась же в укор Джорджу Бушу-старшему его прошлая позиция главы ЦРУ.

Шпигель: Всю Вашу жизнь Вы призывали власть к покаянию за миллионы жертв ГУЛАГа и коммунистического террора. Был ли Ваш призыв по-настоящему услышан?

Солженицын: Я уже привык, что публичное покаяние — везде в современном человечестве — самое неприемлемое действие для политических фигур.

Шпигель: Нынешний президент России называет распад Советского Союза крупнейшей геополитической катастрофой XX века. Он говорит, что пора заканчивать самоедское копание в прошлом, тем более что извне предпринимаются попытки пробудить у россиян необоснованное чувство вины. Разве это не пособничество тем, кто и без того хочет, чтобы забылось всё, что происходило во времена Советов внутри страны?

Солженицын: Ну, Вы же видите, что и повсюду в мире растёт тревога: как Соединённые Штаты, ставшие в результате геополитических изменений единственной сверхдержавой, справятся со своей новой, монопольно-ведущей мировой ролью.

Что касается «копания в прошлом», то, увы, — то самое отождествление «советского» с «русским», против которого я столь часто выступал ещё в 1970-е годы, не изжито и сегодня — ни на Западе, ни в странах бывшего соцлагеря, ни в бывших республиках СССР. Старое поколение политиков в коммунистических странах оказалось не готово к покаянию, зато новое поколение политиков вполне готово предъявлять претензии и обвинения — и самой удобной для себя мишенью выбирают сегодняшнюю Москву. Как будто они героически освободили сами себя и вот живут новой жизнью, а Москва осталась коммунистической.

Однако смею надеяться, что эта нездоровая стадия скоро пройдёт, и все народы, испытавшие на себе коммунизм, осознают именно в нём виновника столь горького пятна своей истории.

Шпигель: Включая русских.

Солженицын: Если бы мы все смогли посмотреть на собственное прошлое трезво, то у нас в стране отпала бы ностальгия по советскому строю, которую проявляет менее пострадавшая часть общества, а у стран Восточной Европы и бывших советских республик — желание видеть источник всех зол в историческом пути России. Не надо никогда личные злодейства отдельных вождей или политических режимов ставить в вину российскому народу и его государству или приписывать их «больной психологии» русского народа, как это нередко делается на Западе. Эти режимы смогли держаться в России, только опираясь на кровавый террор. И вполне очевидно: лишь чувство осознанной, добровольно признанной вины может быть залогом выздоровления нации. В то время как несмолкающие упреки извне скорее контрпродуктивны.

Шпигель: Признание вины предполагает достаточное количество сведений о собственном прошлом. Историки, однако, упрекают Москву в том, что архивы перестали быть такими доступными, как в 90-е годы.

Солженицын: Вопрос непростой. Бесспорен, однако, факт, что за последние 20 лет в России произошла архивная революция. Открыты тысячи фондов, исследователи получили доступ к сотням тысяч документов, прежде для них закрытых. Уже опубликованы и готовятся к печати сотни монографий, выносящих эти документы на всеобщее обозрение. Но помимо открытых — в 90-е годы были опубликованы и многие документы, не прошедшие процедуру рассекречивания. Так действовали, например, военный историк Дмитрий Волкогонов, бывший член Политбюро Александр Яковлев — люди, имевшие и немалое влияние, и доступ к любым архивам, — и общество благодарно им за ценные публикации. А в последние годы, действительно, обойти процедуру рассекречивания никому больше не удаётся. Идёт же эта процедура — медленнее, чем бы хотелось.

Тем не менее, материалы, содержащиеся в Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ), главном и богатейшем архиве страны, — остаются сегодня столь же доступны, как и в 90-е годы. В конце 90-х ФСБ передала в ГАРФ 100 тысяч судебно-следственных дел — и они по-прежнему открыты и для частных граждан, и для исследователей. В 2004—2005 годах ГАРФ опубликовал документальную «Историю сталинского ГУЛАГа» в 7 томах. Я сотрудничал с этим изданием и свидетельствую, что оно максимально полное и достоверное. Им широко пользуются учёные всех стран.

Шпигель: Прошло уже почти 90 лет с того времени, как Россию потрясли сперва Февральская, а затем и Октябрьская революции — события, красной нитью проходящие через Ваши произведения. Несколько месяцев назад Вы в большой статье подтвердили Ваш тезис: коммунизм не был порождением прежнего российского режима, а возможность большевистского переворота была создана лишь правительством Керенского в 1917 году. Сообразно этому ходу размышлений, Ленин был всего лишь случайной фигурой, попавшей в Россию и сумевшей захватить власть лишь при содействии немцев. Мы верно Вас понимаем?

Солженицын: Нет, неверно. Превратить возможность в действительность — под силу лишь экстраординарным личностям. Ленин и Троцкий были ловчайшими, энергичными деятелями, сумевшими вовремя использовать беспомощность правительства Керенского. Но поправлю Вас: «Октябрьская революция» — это миф, созданный победившим большевизмом и полностью усвоенный прогрессистами Запада.

25 октября 1917 года в Петрограде произошёл односуточный насильственный переворот, методически и блистательно разработанный Львом Троцким (Ленин в те дни ещё скрывался от суда за измену). То, что называется «Российская революция 1917 года», — есть революция Февральская. Её движущие причины — действительно вытекали из дореволюционного состояния России, и я никогда не утверждал иного. У Февральской революции были глубокие корни (что я и показываю в моей эпопее «Красное Колесо»). Это, в первую очередь, — долгое взаимное ожесточение образованного общества и власти, которое делало невозможным никакие компромиссы, никакие конструктивные государственные выходы. И наибольшая ответственность — конечно, на власти: за крушение корабля — кто отвечает больше капитана? Да, предпосылки Февраля можно считать «порождением прежнего российского режима».

Но отсюда никак не следует, что Ленин был «случайной фигурой», а денежное участие императора Вильгельма — несущественным. В Октябрьском перевороте не было ничего органичного для России, — напротив, он перешиб её хребет. Красный террор, развязанный его вождями, их готовность утопить Россию в крови — первое и ясное тому доказательство.

Шпигель: Вашим двухтомником «200 лет вместе» Вы недавно предприняли попытку преодолеть табу, долгие годы запрещавшее обсуждать совместную историю русских и евреев. Эти два тома вызвали на Западе скорее недоумение. Там Вы в подробностях описываете, как в царское время еврей-трактирщик обогащался, используя нищету пьющих крестьян. Вы называете евреев передовым отрядом мирового капитала, шедшим в первых рядах разрушителей буржуазного строя. Из Ваших богатейших источников действительно извлекается вывод, что евреи больше, чем другие, несут моральную ответственность за провалившийся эксперимент с Советами?

Солженицын: Я как раз не делаю того, на что намекает Ваш вопрос: не призываю к какому-либо взвешиванию или сравнению моральной ответственности одного и другого народа и тем более отрицаю ответственность одного народа перед другим. Весь мой призыв — к само-осмыслению. В самой книге Вы можете получить ответ на Ваш вопрос:

«…Приходится каждому народу морально отвечать за всё своё прошлое — и за то, которое позорно. И как отвечать? Попыткой осмыслить — почему такое было допущено? в чём здесь наша ошибка? и возможно ли это опять? В этом-то духе еврейскому народу и следует отвечать и за своих революционных головорезов, и за готовные шеренги, пошедшие к ним на службу. Не перед другими народами отвечать, а перед собой и перед своим сознанием, перед Богом. — Как и мы, русские, должны отвечать и за погромы, и за тех беспощадных крестьян-поджигателей, за тех обезумелых революционных солдат, и за зверей-матросов».
Шпигель: Наибольший резонанс вызвал, как нам кажется, «Архипелаг ГУЛАГ». В этой книге показана человеконенавистническая природа советской диктатуры. Сегодня, обращая взор назад, можно ли сказать, насколько это способствовало тому, что коммунизм потерпел поражение во всём мире?

Солженицын: Это вопрос не ко мне — не автор должен давать такие оценки.

Шпигель: Мрачный опыт XX века Россия взяла на себя и пережила — здесь мы цитируем Вас по смыслу — как бы во имя всего человечества. Смогли россияне извлечь уроки из двух революций и их последствий?

Солженицын: Такое впечатление, что начинают извлекать. Огромное число публикаций и фильмов о российской истории двадцатого века (правда, неровного качества) свидетельствуют о нарастающем спросе. Вот только что — страшную, жестокую, ничуть не смягчённую правду о сталинских лагерях показывал миллионам людей государственный канал «Россия» — в телесериале по прозе Варлама Шаламова.

И, например, я был удивлён и впечатлён горячностью, размахом и длительностью дискуссии, возникшей после опубликования в феврале этого года моей старой статьи о Февральской революции. Широкий спектр мнений, в том числе несогласных с моим, — радует меня, ибо наконец-то показывает живое желание понять собственное прошлое, без чего осмысленного пути в будущее не может быть.

Шпигель: Как Вы оцениваете время, в течение которого у власти находится президент В.В. Путин, — в сравнении с его предшественниками, президентами Б.Н. Ельциным и М.С. Горбачёвым?

Солженицын: Горбачёвское правление поражает своей политической наивностью, неопытностью и безответственностью перед страной. Это была не власть, а бездумная капитуляция её. Ответные восторги с Запада только подкрепили картину. Но надо признать, что именно Горбачёв (а не Ельцин, как теперь звучит повсеместно) впервые дал гражданам нашей страны свободу слова и свободу перемещения.

Ельцинская власть характеризовалась безответственностью перед народной жизнью не меньшей, только в других направлениях. В безоглядной поспешности скорей, скорей установить частную собственность вместо государственной — Ельцин разнуздал в России массовое, многомиллиардное ограбление национальных достояний. Стремясь получить поддержку региональных лидеров — он прямыми призывами и действиями подкреплял, подталкивал сепаратизм, развал российского государства. Одновременно лишая Россию и заслуженной ею исторической роли, её международного положения. Что вызывало не меньшие аплодисменты со стороны Запада.

Солженицын: Путину досталась по наследству страна разграбленная и сшибленная с ног, с деморализованным и обнищавшим большинством народа. И он принялся за возможное — заметим, постепенное, медленное, — восстановление её. Эти усилия не сразу были замечены и, тем более, оценены. И можете ли Вы указать примеры в истории, когда меры по восстановлению крепости государственного управления встречались благожелательно извне?

Шпигель: То, что стабильная Россия и Западу выгодна, постепенно стало ясно для всех. Но одно обстоятельство нас удивляет более всего. Всякий раз, когда речь заходила о правильном для России государственном устройстве, Вы выступали за гражданское самоуправление, противопоставляя эту модель западной демократии. После семи лет правления Путина мы наблюдаем движение в совершенно противоположном направлении: власть сосредоточена в руках президента, всё ориентировано на него; оппозиции почти не осталось.

Солженицын: Да, я неизменно настаивал и настаиваю на необходимости для России местного самоуправления, при этом нисколько не «противопоставляя эту модель западной демократии», напротив — убеждая своих сограждан примерами высокоэффективного самоуправления в Швейцарии и Новой Англии, которые я наблюдал своими глазами.

Но Вы смешиваете в Вашем вопросе местное самоуправление, возможное только на самом нижнем уровне, где люди лично знают избираемых ими управителей, — с региональной властью нескольких десятков губернаторов, которые в ельцинский период вместе с центром дружно давили любые начала местного самоуправления.

Я и сегодня весьма удручен той медленностью и неумелостью, с какой происходит у нас выстраивание местного самоуправления. Но оно всё-таки происходит, и если в ельцинские времена возможности местного самоуправления фактически блокировались на законодательном уровне, то сейчас государственная власть, по всей её вертикали, делегирует всё большее число решений — на усмотрение местного населения. К сожалению, это ещё не носит системного характера.

Оппозиция? — несомненно нужна и желаема всеми, кто хочет стране здорового развития. Сейчас, как и при Ельцине, в оппозиции разве что коммунисты. Однако, говоря «оппозиции почти не осталось» — Вы конечно имеете в виду демократические партии 90-х годов? Но взгляните же непредвзято: если все 90-е годы происходило резкое падение жизненного уровня, затронувшее три четверти российских семей, и всё под «демократическими знамёнами», — то ничего удивительного, что население отхлынуло из-под этих знамён. А сейчас лидеры тех партий — всё никак не могут поделить портфели воображаемого теневого правительства.

К большому сожалению, в России ещё нет конструктивной, внятной и многочисленной оппозиции. Очевидно, что для её формирования, как и для зрелости других демократических институтов, понадобится больше времени и опыта.

Шпигель: Во время нашего последнего интервью Вы критиковали, что в Думе сидело лишь около половины депутатов, избранных напрямую, а доминирующее положение занимали представители политических партий. После проведенной Путиным реформы избирательной системы прямых мандатов не осталось вовсе. Это ведь шаг назад!

Солженицын: Да, я считаю это ошибкой. Я убеждённый и последовательный критик «партийного парламентаризма» и сторонник внепартийности избрания подлинных народных представителей, лично ответственных перед своими регионами, округами и могущих быть, при неудовлетворительной деятельности, отозванными со своих депутатских постов. Я уважаю, понимаю сущность объединений хозяйственных, кооперативных, территориальных, учебных, образовательных, профессиональных, производственных — но не вижу органичности в политических партиях: связь по политическим убеждениям может быть и не стойка, а часто и не бескорыстна. Лев Троцкий (в период Октябрьского переворота) метко выразился: «Ничего не стоит та партия, которая не ставит своей целью захват власти». Речь — о выгоде для себя, за счёт остального населения. Как и захват власти безоружный. Голосование по безликим партийным программам, названиям партий — фальшиво подменяет единственный достоверный выбор народного представителя: именного кандидата — именным избирателем. (В этом — и весь смысл «народного представительства».)

Шпигель: Несмотря на высокие объёмы выручки от экспорта нефти и газа и на формирование среднего класса, социальные контрасты между бедными и богатыми в России остаются огромными. Что можно сделать, чтобы исправить положение?

Солженицын: Считаю разрыв между бедными и богатыми в России — опаснейшим явлением, требующим неотложного внимания государства. Но, хотя многие баснословные состояния были созданы в ельцинский период бессовестным грабительством, сегодня единственный разумный способ исправления ситуации — это не разрушать крупные предприятия, которыми, надо признать, нынешние владельцы стараются управлять более эффективно, а дать возможность дышать средним и мелким. А значит — защищать гражданина и мелкого предпринимателя от произвола, от коррупции. Вкладывать выручку от народных недр в народное хозяйство, в образование, в здравоохранение — и научиться делать это без позорных краж и растрат.

Шпигель: Нужна ли России национальная идея, и как она может выглядеть?

Солженицын: Термин «национальная идея» не имеет чёткого научного содержания. Можно согласиться, что это — когда-то популярная идея, представление о желаемом образе жизни в стране, владеющее её населением. Такое объединительное представление понятие может оказаться и полезным, но никогда не должно быть искусственно сочинено в верхах власти или внедрено насильственно. В обозримые исторические периоды подобные представления устоялись, например, во Франции (после XVIII века), Великобритании, Соединённых Штатах, Германии, Польше и др. и др.

Когда дискуссия о «национальной идее» довольно поспешно возникла в послекоммунистической России, я пытался охладить её возражением, что, после всех пережитых нами изнурительных потерь, нам на долгое время достаточно задачи Сбережения гибнущего народа.

Шпигель: При всём этом Россия нередко чувствует себя одинокой. В последнее время произошло некоторое отрезвление в отношениях России и Запада, в том числе и в отношениях между Россией и Европой. В чём причина? В чём Запад не способен понять современную Россию?

Солженицын: Причин можно назвать несколько, но мне интереснее всего психологические, а именно: расхождение иллюзорных надежд — и в России, и на Западе — с реальностью.

Когда я вернулся в Россию в 1994-м, я застал здесь почти обожествление Западного мира и государственного строя разных его стран. Надо признать, что в этом было не столько действительного знания и сознательного выбора, сколько естественного отвращения от большевицкого режима и его антизападной пропаганды. Обстановку сначала поменяли жестокие натовские бомбежки Сербии. Они провели чёрную, неизгладимую черту — и справедливо будет сказать, что во всех слоях российского общества. Затем положение усугубилось шагами НАТО по втягиванию в свою сферу частей распавшегося СССР, и особенно чувствительно — Украины, столь родственной нам через миллионы живых конкретных семейных связей. Они могут быть в одночасье разрублены новой границей военного блока.

Итак, восприятие Запада как, по преимуществу, Рыцаря Демократии — сменилось разочарованной констатацией, что в основе западной политики лежит прежде всего прагматизм, зачастую корыстный, циничный. Многими в России это переживалось тяжело, как крушение идеалов.

В то же время Запад, празднуя конец изнурительной «холодной войны» и наблюдая полтора десятка лет горбачёвско-ельцинскую анархию внутри и сдачу всех позиций вовне, очень быстро привык к облегчительной мысли, что Россия теперь — почти страна «третьего мира» и так будет всегда. Когда же Россия вновь начала укрепляться экономически и государственно, это было воспринято Западом, быть может, на подсознательном уровне ещё не изжитых страхов — панически.

Шпигель: У него возникли ассоциации с прежней супердержавой — Советским Союзом.

Солженицын: Напрасно. Но ещё прежде того Запад позволил себе жить в иллюзии (или удобном лукавстве?), что в России — юная демократия, когда её ещё не было вовсе. Разумеется, Россия ещё не демократическая страна, она только начинает строить демократию, и ничего нет легче, как предъявить ей длинный список упущений, и нарушений, и заблуждений. Но разве в борьбе, которая началась и идёт после «11 сентября», не протянула Россия Западу руку, явно и недвусмысленно? И только психологической неадекватностью (либо провальной недальновидностью?) можно объяснить иррациональное отталкивание этой руки. США, приняв важнейшую нашу помощь в Афганистане, тут же обернулись к России всё только с новыми и новыми требованиями. А претензии к России Европы почти нескрываемо коренятся в её энергетических страхах, к тому же необоснованных.

Это отталкивание России Западом — не слишком ли большая роскошь, особенно перед лицом новых угроз? В своём последнем интервью на Западе перед возвратом в Россию (в апреле 1994-го журналу «Форбс») я сказал: «Если смотреть далеко в будущее, то можно прозреть в XXI веке и такое время, когда США вместе с Европой ещё сильно вознуждаются в России как в союзнице».

Шпигель: Вы читали Гёте, Шиллера и Гейне в подлинниках и всегда надеялись, что Германия станет чем-то вроде моста между Россией и остальным миром. Вы верите, что немцы ещё способны играть эту роль сегодня?

Солженицын: Верю. Во взаимной тяге Германии и России есть нечто предопределённое — иначе она не пережила бы двух безумных мировых войн.
Шпигель: Кто из немецких поэтов, писателей и философов оказал на Вас самое сильное влияние?
Солженицын: Моё детское и юношеское становление сопровождали Шиллер и Гёте. Позже испытал я увлечение Шеллингом. И для меня драгоценна великая немецкая музыка. Я не представляю свою жизнь без Баха, Бетховена, Шуберта.

Шпигель: На Западе сегодня о современной российской литературе практически ничего не знают. Какой Вам видится ситуация в российской литературе?

Солженицын: Время стремительных и кардинальных перемен — никогда не лучшее для литературы. Не только великие, но хотя бы значительные литературные произведения почти всегда и почти всюду создавались во времена стабильности — доброй или дурной, но стабильности. Современная российская литература — не исключение. Недаром сегодня в России просвещённый читательский интерес переместился к литературе факта: мемуары, биографии, документальная проза.

Я верю, однако, что справедливость и совестливость не выветрятся из основы русской литературы и она ещё послужит высветлению нашего духа и глубине понимания.

Шпигель: Через всё Ваше творчество проходит мысль о влиянии православия на русский мир. Как сегодня обстоят дела с моральной компетенцией Русской православной церкви? Нам представляется, что она вновь превращается в государственную церковь, каковой она была столетия назад — институтом, фактически легитимировавшим кремлёвского властелина в качестве наместника Божия.

Солженицын: Напротив, надо удивляться, как за короткие годы, прошедшие со времен тотальной подчинённости Церкви коммунистическому государству, ей удалось обрести достаточно независимую позицию. Не забывайте, какие страшные человеческие потери несла Русская православная церковь почти весь XX век. Она только-только встаёт на ноги. А молодое послесоветское государство — только-только учится уважать в Церкви самостоятельный и независимый организм. «Социальная Доктрина» Русской православной церкви идёт гораздо дальше, чем программы правительства. А в последнее время митрополит Кирилл, виднейший выразитель церковной позиции, настойчиво призывает, например, изменить систему налогообложения, уж совсем не в унисон с правительством, и делает это публично, на центральных телеканалах.

«Легитимация кремлевского властелина»? Вы, очевидно, имеете в виду отпевание Ельцина в кафедральном соборе и отказ от гражданской церемонии прощания?

Шпигель: И это тоже.

Солженицын: Что ж, это был, вероятно, единственный способ сдержать, избежать при похоронах возможных проявлений ещё не остывшего народного гнева. Но я не вижу никаких оснований рассматривать это как утверждённый на будущее протокол похорон российских президентов.

А что касается прошлого — Церковь возносит круглосуточные заупокойные молитвы по жертвам коммунистических расстрелов в подмосковном Бутове, на Соловках и в других местах массовых захоронений.

Шпигель: В 1987 году в беседе с основателем «Шпигеля» Рудольфом Аугштейном Вы отмечали, насколько сложно во всеуслышание говорить о своём отношении к религии. Что значит вера для Вас?

Солженицын: Для меня вера — это основа и укрепа личной жизни человека.

Шпигель: Вы боитесь смерти?

Солженицын: Нет, уже давно не испытываю перед смертью никакого страха. Вот в юности надо мной реяла ранняя смерть моего отца (в 27 лет) — и я боялся умереть прежде, чем осуществлю свои литературные замыслы. Но уже между моими 30 и 40 годами я обрёл самое спокойное отношение к смерти. Ощущаю её как естественную, но вовсе не конечную веху существования личности.

Шпигель: Мы, во всяком случае, желаем Вам ещё многие лета творческой жизни!
Солженицын: Нет, нет. Не надо. Достаточно.

Шпигель: Александр Исаевич! Мы благодарим Вас за эту беседу.
_________________
От чЁрта открестишься, а от москаля и дубиной не отобьЁшься.
(Русская пословица)

[Русакъ]

http://lib.aldebaran.ru/author/almazov_v/almazov_v_suka_ty_pozornaya/

В.К. Алмазов Сука ты позорная


ЗНАТОКИ

Это случилось в 1978 или 1979 г. в санатории грязелечебнице 'Талая', расположенном примерно в 150 км от Магадана.

Прибыл я туда из чукотского городка Певек, где работал и жил с 1960 г. Больные знакомились и сходились для времяпрепровождения в столовой, где за каждым было закреплено место за столом.

Дня за четыре до окончания моего курса лечения за нашим столом появился 'новенький' - Михаил Романов. Он то и затеял это обсуждение.

Но сначала коротко о его участниках.

Старшего по возрасту звали Семен Никифорович - так его все величали, фамилия его в памяти не сохранилась.
Он - 'ровесник Октября', поэтому был уже на пенсии.
Но продолжал работать ночным механиком в большом автохозяйстве.
На Колыму его привезли в 1939 г.
Освободился в 1948 г.

Следующим по возрасту был Иван Назаров, 1922 г. рождения.
На Колыму был привезен в 1947 г.
Освободился в 1954 г.
Работал 'наладчиком пилорамы'.

Третьий - Миша Романов, мой ровесник, 1927 г. рождения.
Привезен на Колыму в 1948 г.
Освободился в 1956 г.
Работал бульдозеристом в дорожном управлении.

Четвертым был я, попавший в эти края добровольно, по вербовке. Поскольку я 20 лет прожил среди бывших зеков, они посчитали меня полноправным участником обсуждения.

Кто за что был осужден - не знаю.
Об этом не принято было говорить.
Но было видно, что все трое не блатари, не рецидивисты.

По лагерной иерархии, это были 'мужики'.

Каждому из них судьбой предназначено было однажды 'получить срок' и, отбыв его, добровольно прижиться на Колыме.

Ни один из них высшего образования не имел, но были довольно начитаны, особенно Романов: у него в руках все время были газета, журнал или книга.
В общем, это были обычные советские граждане и даже лагерных словечек и выражений почти не употребляли.

Накануне моего отъезда, во время ужина Романов рассказал следующее: 'Я только что из отпуска, который провел в Москве у родственников.

Мой племянник Коля, студент педагогического института, дал мне почитать подпольное издание книги Солженицына 'Архипелаг ГУЛАГ'.

Я прочитал и, возвращая книгу, сказал Коле, что тут много небылиц и вранья.

Коля задумался, а потом спросил, не соглашусь ли я обсудить эту книгу с бывшими зеками? С теми, кто находился в лагерях одновременно с Солженицыным.
'Зачем?' - спросил я.

Коля ответил, что в его компании по поводу этой книги идут споры, спорят чуть ли не до драки.

И если он представит товарищам суждение бывалых людей, то это поможет им прийти к единому мнению.

Книга была чужая, поэтому Коля выписал в тетрадь все, что я в ней отметил'.

Тут Романов показал тетрадь и спросил: не согласятся ли его новые знакомые удовлетворить просьбу его любимого племянника? Все согласились.

ЖЕРТВЫ ЛАГЕРЕЙ

После ужина мы собрались у Романова.

- Начну, - сказал он, - с двух событий, которые журналисты называют 'жареными фактами'.
Хотя первое событие правильнее было бы назвать фактом мороженым.

Вот эти события: 'Рассказывают, что в декабре 1928 г. на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание (не выполнили урок) оставили ночевать в лесу и 150 человек замерзли насмерть.

Это обычный соловецкий прием, тут не усумнишься.

Труднее поверить другому рассказу, что на Кемь Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 г. роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они сгорели'.

Едва Романов умолк, Семен Никифорович воскликнул:
- Параша! .. Да нет!.. Чистый свист! - и вопросительно посмотрел на Назарова.

Тот кивнул:
- Ага! Лагерный фольклор в чистом виде.

И все замолчали...
Романов обвел всех взглядом и сказал:
- Ребята, все так. Но, Семен Никифорович, вдруг какой нибудь лох, не нюхавший лагерной жизни, спросит, почему свист.
Разве в Соловецких лагерях такого не могло быть? Что бы вы ему ответили?

Семен Никифорович немного подумал и ответил так:
- Дело не в том, Соловецкий это лагерь или Колымский.

А в том, что огня боятся не только дикие звери, но и человек.
Ведь сколько было случаев, когда при пожаре люди выпрыгивали из верхних этажей дома и разбивались насмерть, лишь бы не сгореть заживо.

А тут я должен поверить, что несколько паршивых вертухаев сумели загнать в костер сотню зеков?!

Да самый зачуханный зек доходяга, предпочтет быть застреленным, но в огонь не прыгнет.
Да что говорить!
Если бы вертухаи, со своими пятизарядными пукалками (ведь автоматов тогда не было), затеяли с зеками игру с прыжками в костер, то сами бы в костре и оказались.
Короче, этот 'жареный факт' - неумная выдумка Солженицына.

Теперь о 'мороженом факте'.
Здесь непонятно, что значит 'оставили в лесу'?
Что, охрана ушла ночевать в казарму?..
Так это же голубая мечта зеков!
Особенно блатных - они бы моментально оказались в ближайшем поселке.
И так стали бы 'замерзать', что жителям поселка небо с овчинку показалось.

Ну а если охрана осталась, то она, конечно, развела бы костры для собственного обогрева...
И тут такое 'кино' получается: в лесу горит несколько костров, образуя большой круг.
У каждого круга полторы сотни здоровенных мужиков с топорами и пилами в руках спокойно и молча замерзают.
Насмерть замерзают!..
Миша!
Вопрос на засыпку: сколько времени может продолжаться такое 'кино'?

- Ясно, - сказал Романов. - Поверить в такое 'кино' может только книжный червь, никогда не видевший не только зеков лесорубов, но и обыкновенного леса.
Согласимся, что оба 'жареных факта', по сути своей, - бред сивой кобылы.

Все согласно кивнули головами.

- Я, - заговорил Назаров, - уже 'усумнился' в честности Солженицына. Ведь как бывший зек он не может не понимать, что суть этих сказок никак не вяжется с распорядком жизни ГУЛАГа.

Имея десятилетний опыт лагерной жизни, он, конечно, знает, что смертников в лагеря не везут.
А приводят приговор в исполнение в других местах.
Он, конечно, знает, что любой лагпункт - это не только место, где зеки 'тянут срок', а еще и хозяйственная единица со своим планом работ.

Т.е. лагпункт - это производственный объект, где зеки - работники, а начальство - управляющие производством.
И если где то 'горит план', то лагерное начальство может иногда удлинить рабочий день зеков.
Такое нарушение режима ГУЛАГа часто и случалось.
Но чтобы своих работников уничтожать ротами - это дурь, за которую само начальство непременно было бы жестоко наказано.
Вплоть до расстрела.

Ведь в сталинские времена дисциплину спрашивали не только с рядовых граждан, с начальства спрос был еще строже.
И если, зная все это, Солженицын вставляет в свою книгу небылицы, то ясно, что эта книга написана не для того, чтобы рассказать правду о жизни ГУЛАГа.
А для чего - я еще не понял.
Так что давай продолжим.

- Продолжим, - сказал Романов.

- Вот еще одна страшилка:

'Осенью 1941 г. Печерлаг (железнодорожный) имел списочный состав 50 тыс., весной - 10 тыс.
За это время никуда не отправлялось ни одного этапа - куда же делись 40 тыс.?'.
Вот такая страшная загадка, - закончил Романов.

Все задумались...

- Не пойму юмора, - нарушил молчание Семен Никифорович. - Зачем читателю загадки загадывать?
Рассказал бы сам, что там стряслось...

И вопросительно посмотрел на Романова.

- Тут, видимо, имеет место литературный прием, при котором читателю как бы говорят: дело настолько простое, что любой лох сам сообразит, что к чему. Дескать, комментарии из...

- Стоп! Дошло, - воскликнул Семен Никифорович. - Здесь 'тонкий намек на толстые обстоятельства'.
Дескать, раз лагерь железнодорожный, то 40 тыс. зеков за одну зиму были угроблены на строительстве дороги.
Т.е. косточки 40 тыс. зеков покоятся под шпалами построенной дороги. Это я должен сообразить, и в это должен поверить?

- Похоже, что так, - ответил Романов.

- Здорово! Это сколько же получается в сутки? 40 тыс. за 6-7 месяцев - значит больше 6 тыс. в месяц, и значит больше 200 душ (две роты!) в сутки...
Ай да Александр Исаич!
Ай да сукин сын!
Да он же Гитлера... тьфу... Геббельса переплюнул по вранью.
Помните?
Геббельс в 1943 г. заявил на весь мир, что в 1941 г. большевики расстреляли 10 тыс. пленных поляков, которых, на самом деле сами же и угробили.

Но с фашистами все ясно.
Стараясь спасти свою шкуру, они этим враньем пытались поссорить СССР с союзниками.
А чего ради старается Солженицын?
Ведь две сотни загубленных душ в сутки, рекорд...

- Постой! - перебил его Романов. Рекорды еще впереди. Ты лучше скажи, почему не веришь, какие у тебя доказательства?

- Ну прямых доказательств у меня нету.
А серьезные соображения есть.
И вот какие.
Большая смертность в лагерях бывала только от недоедания.
Но не такая большая!

Здесь разговор о зиме 41 года.
И я свидетельствую: в первую военную зиму в лагерях было еще нормальное питание.
Это, во первых.

Во вторых.
Печерлаг, конечно, строил железную дорогу на Воркуту - больше там некуда строить.
Во время войны это была задача особой важности.
Значит и спрос с начальства лагеря был особо строгий.

А в таких случаях начальство старается выхлопотать для своих работников дополнительное питание.
И там оно наверняка было.
Значит и говорить о голоде на этой стройке - заведомо врать.

И последнее.
Смертность в двести душ в сутки никакой секретностью не скроешь.
И не у нас, так за бугром печать об этом сообщила бы.
А в лагерях о таких сообщениях обязательно и быстро узнавали.
Это я тоже свидетельствую.
Но я никогда и ничего о высокой смертности в Печерлаге не слыхал.
У меня все.

Романов вопросительно посмотрел на Назарова.

- Я, кажется, знаю разгадку, - сказал он. - На Колыму я попал с Воркутлага, где пробыл два года.
Так вот, теперь вспомнил: многие старожилы говорили, что в Воркутлаг попали после окончания строительства железной дороги, а раньше числились за Печерлагом.
Поэтому они никуда не этапировались.
Вот и все.

- Логично, - сказал Романов. - Сперва гуртом строили дорогу.
Потом большую часть рабсилы кинули на строительство шахт.
Ведь шахта - это не просто дырка в земле, и на поверхности нужно много чего понастроить, чтобы уголек 'пошел на гора'.
А стране уголек стал ой как нужен.
Ведь тогда Донбасс то у Гитлера оказался.
В общем, Солженицын здесь явно схимичил, сотворив из цифр страшилку.

Ну да ладно, продолжим.

ЖЕРТВЫ ГОРОДОВ

Вот еще одна цифровая загадка:
'Считается, что четверть Ленинграда была посажена в 1934 1935 гг.
Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст ее'.

Ваше слово, Семен Никифорович.

- Ну, здесь говорится о тех, кто был взят по 'делу Кирова'.
Их действительно было много больше, чем могло быть виновато в смерти Кирова.
Просто под шумок начали сажать троцкистов.

Но четверть Ленинграда, конечно, - нахальный перебор.
А точнее пусть попробует сказать наш друг - Питерский Пролетарий (так Семен Никифорович иногда шутливо величал меня).
Ты ведь тогда был там.

Пришлось говорить мне.

Тогда мне было 7 лет.
И точно помню только траурные гудки.
С одной стороны слышались гудки завода 'Большевик', а с другой - гудки паровозов со станции 'Сортировочная'.

Так что, строго говоря, ни очевидцем, ни свидетелем, я быть не могу. Но тоже считаю, что названное Солженицыным количество арестованных фантастически завышено.

Только здесь фантастика не научная, а прохиндейская.
Что Солженицын здесь темнит, видно хотя бы из того, что требует для опровержения точную цифру (зная, что читателю ее негде взять), а сам называет дробное число - четверть.

Поэтому проясним дело, посмотрим, что значит в целых числах 'четверть Ленинграда'.

В то время в городе проживало примерно 2 млн. человек. Значит, 'четверть' - это 500 тыс.!
По моему, это настолько прохиндейская цифра, что ничего больше доказывать не нужно.

- Нужно! - убежденно сказал Романов. - Мы же имеем дело с Нобелевским лауреатом...

- Ну ладно, - согласился я. - Вы знаете лучше меня, что большинство зеков - мужчины.
А мужчины везде составляют половину населения.

Значит, в то время мужское население Ленинграда было равно 1 млн.
Но ведь не все население мужского пола можно арестовать - есть грудные младенцы, дети и престарелые люди.

И если я скажу, что таких было 250 тыс., то дам большую фору Солженицыну - их, конечно, было больше.
Но пусть будет так.

Остается 750 тыс. мужчин активного возраста, из которых Солженицын забрал 500 тыс.
А для города это значит вот что: в то время везде работали в основном мужчины, а женщины были домохозяйками.
А какое предприятие сможет продолжить работу, если из каждых трех работников лишится двух?
Да весь город встанет!
Но этого же не было.

И еще.
Хотя мне и было тогда 7 лет, но могу твердо свидетельствовать: ни мой отец и никто из отцов моих знакомых сверстников арестован не был.
А при таком раскладе, какой предлагает Солженицын, арестованных у нас во дворе было бы много.
А их вообще не было.
У меня все.

- Я, пожалуй, добавлю вот что, - сказал Романов. - Случаи массовых арестов Солженицын называет 'потоками, вливающимися в ГУЛАГ'.
И самым мощным потоком он называет аресты 37-38 гг.
Так вот.

Если учесть, что в 34-35 гг. троцкистов сажали не меньше, чем на 10 лет, то ясно: к 38-му г. никто из них не вернулся.
И в 'большой поток' из Ленинграда брать было просто некого...

- А в 41-ом - вмешался Назаров, - в армию призывать было бы некого.
А я где то читал, что тогда Ленинград дал фронту около 100 тыс. одних только ополченцев.
В общем, ясно: с посадкой 'четверти Ленинграда' Солженицын опять переплюнул господина Геббельса.

Посмеялись.

- Эт точно! - воскликнул Семен Никифорович. - Любители потолковать о 'жертвах сталинских репрессий' любят вести счет на миллионы и не меньше.

К этому случаю мне вспомнился один недавний разговор.
Есть у нас в поселке один пенсионер, краевед любитель.
Интересный мужик.
Зовут его Василий Иваныч, а потому и кликуха у него - 'Чапай'.
Хотя фамилия у него тоже исключительно редкая - Петров.

На Колыму он прибыл на 3 года раньше меня.
И не так, как я, а по комсомольской путевке.

В 1942 м добровольно ушел на фронт.
После войны вернулся сюда, к семье.
Всю жизнь шоферил.

Он частенько заходит в нашу гаражную биллиардную - любит шары погонять.
И вот как то при мне подходит к нему один молодой шоферишка и говорит: 'Василий Иваныч, скажите честно, страшно было жить здесь в сталинские времена?'

Василий Иваныч посмотрел на него удивленно и сам спрашивает: 'Ты о каких страхах толкуешь?'

'Ну, как же, - отвечает шоферишка, - сам слыхал по 'Голосу Америки'.
Здесь в те годы угробили несколько миллионов зеков.
Больше всего полегло их на строительстве Колымской трассы...'

'Ясно, - сказал Василий Иваныч. - А теперь слушай внимательно. Чтобы где то угробить миллионы людей, нужно чтобы они там были.
Ну хотя бы короткое время - иначе гробить будет некого. Так или нет?'

'Логично' - сказал шоферишка.

'А теперь, логик, слушай еще внимательнее, - сказал Василий Иваныч и, повернувшись ко мне, заговорил. - Семен, мы с тобой точно знаем, а наш логик наверно, догадывается, что сейчас на Колыме народу живет много больше, чем в сталинские времена. Но насколько больше? А?'

'Думаю, что раза в 3, а, пожалуй, и в 4' - ответил я.

'Так! - сказал Василий Иваныч, и, повернулся к шоферишке. - По последнему статистическому отчету (они ежедневно печатаются в 'Магаданской правде'), сейчас на Колыме (вместе с Чукоткой) проживает около полумиллиона человек.

Значит, в сталинские времена здесь проживало, самое большее, около 150 тыс. душ... Как тебе эта новость?'

'Здорово! - сказал шоферишка. - Никогда бы не подумал, что радиостанция такой солидной страны могла так паскудно врать...'

'Ну так знай, - назидательно сказал Василий Иваныч, - на этой радиостанции трудятся такие ушлые ребята, которые запросто делают из мухи слона.
И начинают торговать слоновой костью.
Берут недорого - только уши развесь шире...'


ЗА ЧТО И СКОЛЬКО

- Хороший рассказ. А главное к месту, - сказал Романов. И спросил меня:
- Ты, кажется, хотел рассказать что то про знакомого тебе 'врага народа'?

- Да не моего знакомого, а отца одного из моих знакомых пацанов посадили летом 38-го за антисоветские анекдоты.
Дали ему 3 года.
А отсидел только 2 - досрочно освободили.
Но вместе с семьей выслали за 101 км, кажется, в Тихвин.

- Ты точно знаешь, что за анекдот дали 3 года? - спросил Романов. - А то у Солженицына другие сведения:
за анекдот - 10 и более лет;
за прогул или опоздание на работу - от 5 до 10 лет;
за колоски, собранные на убранном колхозном поле, - 10 лет.
Что ты на это скажешь?

- За анекдоты 3 года - это я знаю точно.
А насчет наказаний за опоздания и прогулы - твой лауреат врет, как сивый мерин.
Я сам имел две судимости по этому указу, о чем есть соответствующие записи в трудовой книжке...

- Ай да Пролетарий!.. Ай да шустряк!.. Не ожидал!.. - съязвил Семен Никифорович.

- Ну, ладно, ладно! - отозвался Романов. - Дай человеку исповедаться...

Пришлось исповедаться.

- Кончилась война.
Жить стало полегче.
И стал я получки отмечать выпивкой.

А ведь у пацанов где выпивка, там и приключения.
В общем, за два опоздания - 25 и 30 минут отделался выговорами.

А когда опоздал на полтора часа, получил 3-15: с меня 3 месяца высчитывали по 15% заработка.
Только рассчитался - снова попал.

Теперь уже на 4-20.
Ну а третий раз меня ожидало бы наказание 6-25.

Но 'миновала меня чаша сия'.
Понял, что работа - дело святое.

Конечно, тогда мне казалось, что наказания чересчур строгие - ведь война уже кончилась.
Но старшие товарищи утешили меня тем, что, дескать, у капиталистов дисциплина еще строже и наказания горше: чуть что - увольнение.
И становись в очередь на бирже труда.
А когда подойдет очередь снова получить работу - неизвестно...

А случаи, когда человек получал тюремный срок за прогулы, мне неизвестны.
Слыхал, что за 'самовольный уход с производства' можно получить год полтора тюрьмы.
Но ни одного такого факта я не знаю.

Теперь о 'колосках'.
Я слыхал, что за 'кражу сельхозпродукции' с полей можно 'получить срок', размер которого зависит от количества украденного.
Но это говорится о полях неубранных.
А собирать остатки картошки с убранных полей я сам ходил несколько раз.
И уверен - арестовывать людей за сбор колосков с убранного колхозного поля - бред сивой кобылы.
И если кто из вас встречал людей, посаженных за 'колоски', пусть скажет.

- Я знаю 2 похожих случая, - сказал Назаров. - Это было в Воркуте в 1947 г.
Два 17 летних пацана получили по 3 года каждый.
Один попался с 15-ю кг молодой картошки, да дома обнаружили еще 90 кг.
Второй - с 8-ю кг колосков, да дома оказалось еще 40 кг.
И тот и другой промышляли, конечно же, на неубранных полях.
А такая кража и в Африке кража.
Сбор же остатков с убранных полей нигде в мире кражей не считался.
И соврал тут Солженицын затем, чтобы лишний раз лягнуть Советскую власть...

- А может быть, у него было другое соображение, - вмешался Семен Никифорович, - ну как у того журналиста, который, узнав, что собака укусила человека, написал репортаж о том, как человек покусал собаку...


ОТ БЕЛОМОРА И ДАЛЬШЕ

- Ну хватит, хватит, - прервал общий смех Романов.
И добавил ворчливо: - Совсем задолбали бедного лауреата...

Потом, посмотрев на Семена Никифоровича, заговорил:

- Ты давеча пропажу 40-а тыс. зеков за одну зиму назвал рекордом.
А это не так.
Настоящий рекорд, по Солженицыну, был на строительстве Беломорканала.
Слушай:

'Говорят, что в первую зиму, с 31-го на 32-й год 100 тыс. и вымерло - столько, сколько постоянно было на канале.
Отчего же не поверить?
Скорей даже эта цифра преуменьшенная: в сходных условиях в лагерях военных лет смертность в 1% в день была заурядна, известна всем.
Так что на Беломоре 100 тыс. могло вымереть за 3 месяца с небольшим. А тут и другая зима, да между ними же.
Без натяжки можно предположить, что и 300 тыс. вымерло'.
Услышанное так всех удивило, что мы растерянно молчали...

- Меня вот что удивляет - снова заговорил Романов. - Все мы знаем, что на Колыму зеков привозили только раз в году - в навигацию.

Знаем, что здесь '9 месяцев зима - остальное лето'.
Значит, по раскладке Солженицына, все местные лагеря каждую военную зиму должны были троекратно вымирать.
А что мы видим на деле?
В собаку кинь, а попадешь в бывшего зека, всю войну мотавшего срок здесь, на Колыме.
Семен Никифорович, откуда такая живучесть?
Назло Солженицыну?

- Не ерничай, не тот случай - хмуро оборвал Романова Семен Никифорович.

Потом, покачав головой, заговорил, - 300 тыс. мертвых душ на Беломоре?!

Это такой подлый свист, что и опровергать не хочется...

Я, правда, там не был - срок получил в 1937 г.
Но ведь и этот свистун там не был!
От кого же он слыхал эту парашу насчет 300 тыс.?
Я о Беломоре слыхал от блатарей рецидивистов.
Таких, которые на волю выходят только затем, чтобы немного покуролесить и снова сесть.
И для которых любая власть плоха.

Так вот, о Беломоре они все говорил, что жизнь там была - сплошная лафа!
Ведь Советская власть именно там впервые испробовала 'перековку', т.е. перевоспитание уголовников методом особого вознаграждения за честный труд.
Там впервые ввели дополнительное и более качественное питание за перевыполнение нормы выработки.
А главное, ввели 'зачеты' - за один день хорошей работы засчитывались 2, а то и 3 дня срока заключения.

Конечно, блатари тут же научились добывать туфтовые проценты выработки и досрочно освобождались.
О голоде и речи не было.
От чего же могли умирать люди?
От болезней?
Так на эту стройку больных и инвалидов не привозили.
Это говорили все.

В общем, Солженицын свои 300 тыс. мертвых душ из пальца высосал. Больше им неоткуда взяться, ибо такую муру никто рассказать ему не мог.
Все.

В разговор вступил Назаров:
- Все знают, что на Беломоре побывало несколько комиссий писателей и журналистов, среди которых были и иностранцы.
И никто из них даже не заикнулся о такой высокой смертности.
Как это объясняет Солженицын?

- Очень просто, - ответил Романов, - большевики их всех или запугали или купили...

Все засмеялись...
Отсмеявшись, Романов вопросительно посмотрел на меня.

И вот что я рассказал.

Как только я услыхал о смертности в 1% в сутки, мне подумалось: а как с этим было в блокадном Ленинграде?

Оказалось:
примерно в 5 раз меньше 1%.

Вот смотрите.
По разным оценкам, в блокаде оказалось, от 2,5 до 2,8 млн. человек.

А самый смертельно голодный паек ленинградцы получали примерно 100 дней - такое вот совпадение.
За это время при смертности 1% в сутки умерли бы все жители города.

Но известно, что от голода умерло 900 с лишним тыс. человек.

Из них за смертельные 100 дней погибло 450-500 тыс. человек.

Если разделить общее число блокадников на число погибших за 100 дней, получим цифру 5.

Т.е. в эти страшные 100 дней смертность в Ленинграде была в 5 раз меньше 1%.

Спрашивается: откуда в лагерях военного времени могла взяться смертность в 1% в сутки, если (как вы все хорошо знаете) даже штрафной лагерный паек был в 4 или 5 раз калорийней блокадного пайка?

И ведь штрафной паек давался в наказание на короткое время.
А рабочий паек зеков в войну был не меньше пайка вольных рабочих.
И понятно почему.
Во время войны в стране была острая нехватка рабочих рук.
И морить голодом зеков было бы просто дуростью со стороны властей...

- Тут я посмотрел на Романова и добавил:
"Это к твоему глумливому вопросу о том, почему выжили колымские зеки...

Семен Никифорович встал, обошел стол, обеими руками потряс мою руку, шутливо поклонился и с чувством произнес:
- Очень признателен, молодой человек!.. - Потом, обращаясь ко всем, сказал, - Кончаем эту бодягу.
Пошли в кино - там начинается повторный показ фильмов о Штирлице.

- В кино успеем, - сказал Романов, посмотрев на часы. - Напоследок хочу знать ваше мнение о разногласии в отношении к лагерным больницам, которое возникло между Солженицыным и Шаламовым - тоже 'лагерным писателем'.

Солженицын считает, что лагерная санчасть создана для того, чтобы способствовать истреблению зеков.
И ругает Шаламова за то что: '...он поддерживает, если не создает легенду о благотворительной санчасти...'

Вам слово, Семен Никифорович.

- Шаламов тянул срок здесь.
Я, правда, сам с ним не встречался.
Но от многих слыхал, что в отличие от Солженицына ему и тачку приходилось катать.

Ну а после тачки побывать несколько дней в санчасти - действительно благо.
Да еще, говорят, ему повезло попасть на курсы фельдшеров, окончить их и самому стать работником больницы.
Значит, дело он знает досконально - и как зек, и как работник санчасти.
Поэтому я Шаламова понимаю.

А Солженицына понять не могу.
Говорят, что он большую часть срока проработал библиотекарем. Понятно, что в санчасть он не рвался.

И все же именно в лагерной санчасти у него вовремя обнаружили раковую опухоль и вовремя ее вырезали, т.е., спасли ему жизнь...

Не знаю, может это и параша...
Но если бы довелось его встретить, я бы спросил: правда ли это?
И если бы это подтвердилось, то, глянув ему в глаза, я сказал бы: 'Хмырь ты болотный! Тебя в лагерной больнице не 'истребляли', а жизнь твою спасали... Сука ты позорная!!! Больше мне нечего сказать...'


МОРДУ НАДО БИТЬ!

В разговор вступил Назаров:

- Теперь я окончательно понял, почему Солженицын так много и так бессовестно врет:
'Архипелаг ГУЛАГ' написан не для того, чтобы сказать правду о лагерной жизни, а для того, чтобы внушить читателю отвращение к Советской власти.

Вот и здесь то же самое.
Если что то сказать о недостатках лагерной санчасти, то это малоинтересно - недостатки всегда найдутся и в гражданской больнице.
А вот если сказать: лагерная санчасть предназначена способствовать истреблению зеков - это уже занятно.

Примерно так же занятно, как рассказ о собаке, покусанной человеком.
А главное - еще один 'факт' бесчеловечности Советской власти...
И давай, Миша, закругляйся - надоело в этом вранье ковыряться.

- Ну ладно, заканчиваем. Но нужна резолюция, - сказал Романов.
И, придав голосу официальный оттенок, произнес: - Прошу каждого высказать свое отношение к этой книге и ее автору.
Только кратко.
По старшинству - вам слово, Семен Никифорович.

- По моему, за эту книгу надо было не международную премию давать, а принародно морду набить.

- Очень вразумительно, - оценил Романов и вопросительно посмотрел на Назарова.

- Ясно, что книга пропагандистская, заказная.
А премия - приманка для читателей.
Премия поможет надежнее запудрить мозги читателям верхоглядам, читателям легковерам, - сказал Назаров.

- Не очень коротко, зато обстоятельно - заметил Романов и вопросительно посмотрел на меня.

- Если эта книга и не рекордная по лживости, то автор уж точно чемпион по количеству полученных сребреников, - сказал я.

- Верно! - сказал Романов. - Он, пожалуй, самый богатый антисоветчик... Вот теперь я знаю, что писать любимому племяннику.

Всем спасибо за помощь!
Теперь пошли в кино смотреть Штирлица.

На следующий день, рано утром, я поспешил на первый автобус, чтобы успеть на самолет, вылетающий рейсом Магадан Певек.

[НикитаПан]

НЕОБЫЧНЫЕ ДИССИДЕНТЫ
В октябре 1979-го они не вернулись в СССР из Швейцарии. Там до сих пор и живут. Но не поносят ни СССР, ни КПСС, ни Россию. Это - исключение из правил диссидентства.
Полность там http://www.duel.ru/200735/?35_7_3